Книга Гранатовое зернышко  - Мария Акулова

Мир в этом плане оказался более проворным – выступил чуть вперед, загораживая собой Амину, дождался, пока Шахин подойдет, разглядел его внимательно – натурально жалкого с до сих пор виднеющимися ссадинами, бросил слова в лицо.

– Ты не рад, а она пусть за себя скажет… – Шахин заглянул за спину Бабаева, смотря с ухмылкой на Амину. – Или она что, так меня боится, что дар речи теряет и приходится за твоей спиной прятаться?

– Это не она боится, это я за тебя боюсь, Шахин. Если отойду – она тебя не хуже, чем я недавно, оприходует. Так что не гневи бога…

За Амину ответил Мир. Врал ли? Конечно, врал. Подпускать Шахина на пушечный выстрел к Амине не собирался. И так получилось, что слово свое не сдержал – этот крендель к ней и сейчас подойти не должен был.

– Чего тебе нужно? Хочешь, чтобы я со свекром твоим связался?

Услышав угрозу, Шахин скривился. К сожалению, такая перспектива его не радовала. Вообще, чувствовать себя пойманным на крючок ему было противно. А виновата в этом все та же чертова Эмине, которая с детства ему покоя не давала…

– Не угрожай мне, а дай лучше с невестой поговорить…

– К черту пошел… – тут уж не выдержала Амина. Бросила ответ со всем презрением, которое чувствовала в своей жизни, пожалуй, к нему одному.

– Она тебе не невеста. Давно. Считай, никогда и не была. Я же говорил…

– Да, – Шахин заулыбался. – Говорил. А еще говорил, что тебя ждала… Вот только помнишь, что я тебе тогда ответил? – Мир помнил. И очень не хотел, чтобы Шахин повторил это перед Аминой. – Не ждала она тебя, брат, она другого нам предпочла. Сначала мне, потом всем… Ты его видел вообще? Там же взглянуть не на что – щуплый, мелкий, светлоглазый какой-то, патлы длинные, ни обеспечить ее не мог достойно, ни даже от меня защитить – недоразумение одно. И вот это-то недоразумение она нам и предпочла…

– Заткнись… – Мир услышал голос Амины из-за собственной спины, и он звучал так тихо, и одновременно так страшно, что оглянуться Бабаев не решился.

– А то что? Эмине? Что ты мне сделаешь? Твой верный пес меня уже избил, мой же свекор скорей всего разорит. Что ты мне можешь сделать такого, что заставило бы меня прекратить говорить тебе правду? Правильно, ничего. Поэтому я продолжу. Одного понять не могу… Эмине, если ты так его любила – этого своего русского танцора, почему не побрезговала потом лечь под другого? Почему под него? – Шахин кивнул на Мира, глядя при этом прямо на Амину.

– Иди в машину, – Дамир же обратился к Амине, вот только шансов на то, что она послушается, почти не было. Так и вышло. Амина осталась стоять, так и не дав ответа.

– Ты же мне когда-то клялась, что либо он, либо никто. Даже после смерти его клялась, что больше никогда… Что тебя тошнит от одной только мысли… И я же четко помню, что речь не только обо мне шла – обо всех. Это ведь твои слова, что ты один раз в жизни любить можешь. Ну так что изменилось? Или в этом-то и есть вся ценность твоего слова? Сегодня – одного, завтра – другого…? – Шахин хмыкнул, а потом на Мира уставился. – Не верь ее словам, брат. Ой не верь… Видишь же – сама не знает, чего хочет. Тосковать по своему танцору или…

– Поехали, – не желая больше слушать этот бред, Мир взял Амину за руку, подвел к пассажирскому сиденью, усадил, дверь за ней закрыл. А потом вернулся. – Все сказал? Тогда езжай с богом. Ей жизнь ты испортил окончательно. Можешь радоваться.

***

До дома Амины они ехали молча. Очень напряженно.

Зайдя в квартиру Краевской, Мир даже не заметил, что на месте старой фотографии ничего не висит.

Они вошли в комнату, являвшуюся и спальней, опустились на кровать – рядышком, но друг друга не касаясь, руки сложили одинаково – сжав колени, уставились перед собой, думая о своем.

– Знаешь, я наконец-то поняла, – первой тишину нарушила Амина, – до этого все никак въехать не могла – почему, если уж он такой настырный, почему ни разу не попытался действительно в машину затолкать, отвезти куда-то и там уж жениться, ну или сделать то, что на самом деле его интересовало. Вот честно, миллион раз задавалась этим вопросом. Для этого-то в частности и оружие завела. И только сейчас будто прозрела. Я ему не нужна, ему нужно мне мстить. Не знаю уж за что, может, за то, что с детства отказывалась признать его авторитет и значимость. Но теперь не сомневаюсь в том, что права. Он столько раз появлялся в моей жизни, и после каждого хочется встать под душ и смыть с себя… кожу. Именно кожу, потому что после его слов я себя чувствую так, будто грязь не снаружи – а внутри, под ней…

– Это неправда. Ты хороший человек, Амина. В отличие от него.

– Да уж… Хороший, – Краевская тяжело прерывисто вздохнула. – Сначала сбежала из родного дома, подставив целую толпу близких людей. За столько лет не справилась даже, чем для них вылился мой побег. Сбежала ради большой любви, считая, что этим можно оправдать все, да только и любовь свою большую не сберегла. И оттуда тоже сбежала, чтобы осесть здесь. И здесь что? Здесь ни грамма пользы, ни грамма добра и света. Но самое ужасное, что он ведь совершенно прав.

– В чем? – Мир повернулся к ней, напряженно ожидая ответа. Он-то все сам прекрасно понимал, но хотел услышать от нее. Зачем? Чтобы потом долго переубеждать. Наконец-то в открытую. Переубеждать, что любя его, она не предает Илью, не изменяет ему и клятву свою не рушит.

Но Амина оказалась слишком упрямой.

– Ни в чем… – встала с кровати, подошла к окну. – Спасибо, Мирка, езжай домой, пожалуйста. Я сама побыть хочу. Подумать.

Конечно, тут же согласно свалить Мир не мог. Подошел сначала, плеча коснулся, почувствовал, как она тут же брыкнулась, как глянула – даже зло слегка. Вновь попросила оставить наедине с собой.

– А если я с тобой побыть хочу? То что мне прикажешь делать? – и это разозлило Мира. Впервые он позволил себе не заниматься «вхождением в ее положение», а разозлиться.

– Что хочешь, то и делай…

Ответ же ее взбесил окончательно.

Он таки ушел. Хлопнув громко дверью.

А потом поехал в тот парк, в котором когда-то катал ее на спине после свадьбы, того же мороженщика нашел, купил у него соленое карамельное извращенство, сел на ту же лавку, начал есть и злиться. Злиться и есть.

Зараза. И дура. И неизвестно, что хуже. Хотя в заразу-то он влюбился, а вот дуру из нее хотелось вытрясти. Вместе со всеми ее глупыми сомнениями и самоедством.

Откуда у нее времени-то хватает на то, чтоб постоянно себе рану расковыривать?

Она что, мазохистка что ли? Вот угораздило-то… Ой, попаааал…

Мир отгрыз кусок мороженого практически с остервенением, чтобы потом его с таким же остервенением и пережевывать, чувствуя, как кусочки соли хрустят на зубах.

И ведь бросить ее не сможет.

Только попытался представить себе, как появляется на ее пороге чтобы сказать, что он устал, что она его достала и в море слишком много рыбы, чтобы тратить столько времени и нервов на одну контуженную селедку, сразу же спасовал. Ну не сможет он уже от нее отказаться. Вроде бы немного времени прошло со знакомства, а он успел всей душой к ней прикипеть.